Подвиг Прасковьи Ивановны Щеголевой (3 фото). Под воронежем собирают деньги на памятник женщине, спасшей советского летчика

Имя землячки воронежцев Прасковьи Ивановны Щеголевой, совершившей в годы войны беспримерный подвиг, золотыми буквами вписано в летопись Великой Отечественной войны.

В истории Великой Отечественной войны есть раздел, о котором сегодня говорят уже мало, - подвиги мирных жителей. Между тем именно эти подвиги зачастую показывают, как хотели победы над врагом советские люди. В 1942 году победа была ещё очень далеко, а 35-летняя жительница села Семилуки Прасковья Щёголева отдала за неё свою жизнь и жизнь своих пятерых детей…
…В сентябре 1942 года по селу Семилуки проходила линия фронта. Местные жители перебрались в соседнее Ендовище. Так поступили и 35-летняя Прасковья Щёголева и её мать Наталья Степановна. У Прасковьи было шестеро детей - Таня, Саша, Аня, Полина, Коля и Нина. Муж женщины - тракторист Степан Щёголев - ушёл на фронт. О том, что он уже погиб, Прасковья не знала.
14 сентября Прасковья решила, что не дело её семье ютиться у чужих людей и голодать. Родной огород рядом, в Семилуках, а там как раз картошка созрела. Женщина с пятью детьми (старшую дочь она не взяла), племянником и матерью тайком отправилась к своему дому. Незаметно накопали картошки, отварили, съели, провели ночь в собственном доме…

Спасённый лётчик

15 сентября 1942 года самолёт 21-летнего младшего лейтенанта Михаила Мальцева подбили с земли немцы. Ил-2 упал на холм, прокатился на брюхе по склону к Дону и оказался прямо в огороде Прасковьи.
Самолёт горел. Прасковья, увидев на нём красные звёзды, кинулась закидывать пламя землёй. Михаил Мальцев потерял сознание и очнулся от того, что кто-то трясёт его за плечо. Это был один из детей Прасковьи.
Прасковья укрыла лётчика в доме и рассказала, что кругом немцы. Фашисты с собаками уже бежали к горящему самолёту.
- Куда мне деться? - спросил Михаил.
- Вот так по оврагу уходи, - ответила Прасковья.

Изорвали в клочья...

Поначалу немецкие солдаты просто расспрашивали, куда делся лётчик. Прасковья отвечала, что ничего не видела. Фашисты не поверили. Процитируем справку воронежского управления КГБ, которое разбиралось в деталях этого дела: «Немцы взяли 12-летнего сына Щёголевой Александра, завели в соседний пустой дом и, угрожая расстрелом его матери, пытались добиться, где находятся советские лётчики. Не добившись этого, они избили его. Возвратившись во двор, немцы учинили над Щёголевой, её матерью и пятью детьми зверскую расправу. Прежде чем их расстрелять, они натравили на них собак, которые искусали их, изорвали в клочья (у Щёголевой были выбиты челюсти и оторваны груди), а затем все они были расстреляны».
Саше Щёголеву удалось спастись. После убийства матери он тайком выбрался из дома через чердак. Позже именно Саша рассказал о том, что произошло.
Лётчик Мальцев укрылся в одном из домов Семилук. На следующий день его обнаружила одна из женщин и выдала его оккупантам. Пережив почти трёхлетний плен, Михаил Мальцев был освобождён советскими войсками в 1945 году.

Почти святая

Бывший лётчик устроился работать лесником в одно из лесничеств Башкирии.
- В 60-е моя старшая сестра Татьяна прочла в «Советской России» о подвиге женщины из Семилук, которая ценой своей жизни спасла лётчика, - вспоминает сын Михаила Мальцева Вячеслав Михайлович, с которым связались корреспонденты «МОЁ!». - Таня же потом написала в «Советскую Россию» о том, что это наш папа…
История подвига Прасковьи Щёголевой в советское время была изрядно залакирована пафосными речами, и о некоторых моментах она умалчивает. Например, о том, почему фашисты, которые ради Михаила Мальцева расстреляли женщину и пятерых детей, оставили в живых самого лётчика. И о том, что сам Мальцев до выхода статей в газетах не стремился побывать в Семилуках на могиле Прасковьи. Возможно, лётчик не знал, как посмотрит в глаза её родным…
Так или иначе, затем Михаила Мальцева и Александра Щёголева связала крепкая дружба. По воспоминаниям Вячеслава Мальцева, они назвали себя побратимами и не раз ездили друг к другу в гости. В каждый свой приезд Михаил Тихонович шёл на могилу Прасковьи. Однажды он привёз несколько башкирских берёз и посадил на могиле своей спасительницы.


4.

В истории Великой Отечественной войны есть раздел, о котором сегодня говорят уже мало, - подвиги мирных жителей. Между тем именно эти подвиги зачастую показывают, как хотели победы над врагом советские люди. В 1942 году победа была ещё очень далеко, а 35-летняя жительница села Семилуки Прасковья Щёголева отдала за неё свою жизнь и жизнь своих пятерых детей…

…В сентябре 1942 года по селу Семилуки проходила линия фронта. Местные жители перебрались в соседнее Ендовище. Так поступили и 35-летняя Прасковья Щёголева и её мать Наталья Степановна. У Прасковьи было шестеро детей - Таня, Саша, Аня, Полина, Коля и Нина. Муж женщины - тракторист Степан Щёголев - ушёл на фронт. О том, что он уже погиб, Прасковья не знала.

14 сентября Прасковья решила, что не дело её семье ютиться у чужих людей и голодать. Родной огород рядом, в Семилуках, а там как раз картошка созрела. Женщина с пятью детьми (старшую дочь она не взяла), племянником и матерью тайком отправилась к своему дому. Незаметно накопали картошки, отварили, съели, провели ночь в собственном доме...

Спасённый лётчик

15 сентября 1942 года самолёт 21-летнего младшего лейтенанта Михаила Мальцева подбили с земли немцы. Ил-2 упал на холм, прокатился на брюхе по склону к Дону и оказался прямо в огороде Прасковьи.

Самолёт горел. Прасковья, увидев на нём красные звёзды, кинулась закидывать пламя землёй. Михаил Мальцев потерял сознание и очнулся от того, что кто-то трясёт его за плечо. Это был один из детей Прасковьи.

Прасковья укрыла лётчика в доме и рассказала, что кругом немцы. Фашисты с собаками уже бежали к горящему самолёту.

Куда мне деться? - спросил Михаил.

Вот так по оврагу уходи, - ответила Прасковья.

Изорвали в клочья...

Поначалу немецкие солдаты просто расспрашивали, куда делся лётчик. Прасковья отвечала, что ничего не видела. Фашисты не поверили. Процитируем справку воронежского управления КГБ, которое разбиралось в деталях этого дела: «Немцы взяли 12-летнего сына Щёголевой Александра, завели в соседний пустой дом и, угрожая расстрелом его матери, пытались добиться, где находятся советские лётчики. Не добившись этого, они избили его. Возвратившись во двор, немцы учинили над Щёголевой, её матерью и пятью детьми зверскую расправу. Прежде чем их расстрелять, они натравили на них собак, которые искусали их, изорвали в клочья (у Щёголевой были выбиты челюсти и оторваны груди), а затем все они были расстреляны».

Саше Щёголеву удалось спастись. После убийства матери он тайком выбрался из дома через чердак. Позже именно Саша рассказал о том, что произошло.

Лётчик Мальцев укрылся в одном из домов Семилук. На следующий день его обнаружила одна из женщин и выдала его оккупантам. Пережив почти трёхлетний плен, Михаил Мальцев был освобождён советскими войсками в 1945 году.

Почти святая

Бывший лётчик устроился работать лесником в одно из лесничеств Башкирии.

В 60-е моя старшая сестра Татьяна прочла в «Советской России» о подвиге женщины из Семилук, которая ценой своей жизни спасла лётчика, - вспоминает сын Михаила Мальцева Вячеслав Михайлович, с которым связались корреспонденты «МОЁ!». - Таня же потом написала в «Советскую Россию» о том, что это наш папа...

История подвига Прасковьи Щёголевой в советское время была изрядно залакирована пафосными речами, и о некоторых моментах она умалчивает. Например, о том, почему фашисты, которые ради Михаила Мальцева расстреляли женщину и пятерых детей, оставили в живых самого лётчика. И о том, что сам Мальцев до выхода статей в газетах не стремился побывать в Семилуках на могиле Прасковьи. Возможно, лётчик не знал, как посмотрит в глаза её родным...

Так или иначе, затем Михаила Мальцева и Александра Щёголева связала крепкая дружба. По воспоминаниям Вячеслава Мальцева, они назвали себя побратимами и не раз ездили друг к другу в гости. В каждый свой приезд Михаил Тихонович шёл на могилу Прасковьи. Однажды он привёз несколько башкирских берёз и посадил на могиле своей спасительницы.

ГЕОРГИЙ СТРУКОВ

(Трагедия и величие русской семьи, уничтоженной фашистами)

Более полувека прошло с тех пор. Но этот день запомнился надолго.

Начало ноября 1960 года. Погода - хуже некуда. То дождь, то снег. И ветер промозглый, северный. Редактор был в отпуске, и я подписывал газету. Оттиски всех четырех полос у меня на столе. Осталось сверить сделанную правку и подписать в печать. И тут открывается со скрипом дверь, в комнату зашел молодой человек. Он мне запомнился как-то сразу своей внешностью и басовитым голосом:

Редакция тута? - спрашивает. - Да вот, с просьбой пришел… Из села Семилуки я. Дом строю. Уже под крышей. А покрыть нечем. Шифера не могу купить. Был и в правлении колхоза, и в сельсовете, и у военкома. Везде отказывают. Потому к вам и пришел.

Спрос на шифер был огромный. Воронеж и прифронтовые села все еще восстанавливались. В торговлю кровли поступало мало. И, как правило, распределялось все по разнарядке. С такими просьбами к нам обращались многие, и, конечно, им редакция помочь почти не могла. Об этом я и хотел сказать парню. И тут как-то невольно обратил внимание, что у парня нет кисти правой руки.

Подорвался на мине? - спрашиваю. Таких случаев, помнится, в здешних местах было немало.

Да нет, - засмущался парень. - Отморозил. По глупости.

Как же родители не усмотрели?

Отец погиб, - ответил он. - А мать… - Парень замолчал, задумался, даже слезы на глаза навернулись. - Маму расстреляли фашисты. И не только маму. Бабушку и пятерых моих братьев и сестер тоже расстреляли. - И парень заплакал.

Фамилия твоя?

Щеголевы мы. Отца звали Степаном, маму - Прасковьей. Меня мать звала Санькой.

Александр рассказал мне жуткую историю, участником которой он был в годы оккупации. Трагедия этой семьи потрясла меня до глубины души. Сам я воевал и видел многие злодеяния фашистов. Но подобного не встречал.

«Как же так? - думаю. - Такую высокую цену заплатила семья за общую победу, а черствые начальники не могут найти каких-то сто листов шифера».

Спустились с Александром на первый этаж, где размещался райисполком. Зашли к заместителю председателя. Спрашиваю:

Был у вас Александр Щеголев с просьбой помочь выписать шифер? Почему бы не помочь этому человеку?

Шифера нам выделяют мало, а спрос большой. Всем помочь не можем.

А вы знаете судьбу этого человека?

Зампред промолчал. Тогда я коротко рассказал о том, что произошло с семьей Щеголевых.

Если бы я знал об этом, - в оправдание ответил собеседник. - Конечно, поможем.

Тут же позвонил председателю райпотребсоюза и дал указание выписать Щеголеву шифера сколько надо.

Саша, окрыленный, побежал в райпотребсоюз, а я пошел подписывать в печать очередной номер газеты. На второй день Александр снова зашел в редакцию поблагодарить за помощь.

Шифер выписал. Оплатил. Спасибо вам огромное, - и показал квитанцию. - 150 листов.

Хватит? - спрашиваю.

С избытком. И на сарай останется.

Решил прогуляться с Александром, посмотреть на месте, где произошла трагедия, а заодно его новый дом.

В редакции в то время имелась автомашина «Победа». Ее передали нам из райисполкома. Раньше на ней ездил председатель. А теперь вот мы, журналисты. «Старушка» - так ласково мы ее называли - нас очень выручала. Район большой, и ездить за свежими репортажами приходилось ежедневно.

Накануне был дождь, а с утра подморозило. Под гору к Дону на машине спускаться не стали. Грунтовая дорога обледенела, и подняться назад было невозможно. Саша по тропинке повел меня к своему дому.

Дон здесь хитро петляет, делает семь излучин. Потому село на его берегу и город рядом называют Семилуки. Дом, на который Саша просил шифер, добротный. Из кирпича. Стропила уже обрешечены. Осталось только покрыть.

Своеобразное это село, Семилуки. Оно и на горе, и под горой, и за горой - разбросано во всю ширь. С левой стороны, если смотреть на восток, из-за Чернышевой горы высвечивается голубая лента Дона. На его западном берегу летом курчавится шапка молодой дубравы. У села Дон вплотную подходит к подножью высоких холмов.

Вот здесь моя мама и вся наша семья, - проговорил Саша и указал на одинокий холмик земли в десяти шагах от крыльца.

Я шел за ним к дому и никак не ожидал увидеть могилу, обложенную кирпичами, и звездочку на памятнике из жести. Звездочка была покрашена масляной красной краской.

Смотрел я на одинокую могилу, и чувство печали и обиды переполняли сердце. Как же так, думалось, погибшим солдатам ставят памятники… А тут настоящие герои, но похоронены родственниками в огороде, в стороне от больших дорог, и имен их никто не знает.

Что же случилось в те далекие трагические дни?

…Шел июнь 1942 года. Фашисты рвались к Воронежу. С восходом солнца в небе появлялись стаи самолетов с черными крестами на крыльях. Часть из них улетала на Воронеж, другая - каруселью кружила над железнодорожным мостом и понтонной переправой.

Во время налетов Прасковья Ивановна Щеголева с детьми и матерью Натальей Степановной прятались в погребе. Война вплотную подошла к родному порогу. У переправы во время бомбежки стоял ад кромешный. С разных сторон сюда стекались люди. На машинах, тракторах, повозках, пешком. Здесь же скапливались стада скота, угоняемые на восток. Все стремились поскорее перебраться на левый берег Дона. В поисках брода люди устремлялись вверх и вниз по течению, и многие, не найдя его, на подручных средствах - бревнах, чемоданах, просто вплавь - преодолевали водную преграду.

Фашисты обрушивали на беззащитных людей сотни бомб, строчили из пулеметов. У переправы всегда стоял шум, гам, крики и стоны раненых. Обнаженное людское горе было рядом, перед глазами. Прасковья Ивановна, как и ее мать, не чувствовала страха. Человек ко всему привыкает. Но не это определяло их поведение. Ненависть, бессильная ярость к варварам переполняла их сердца.

Временами над переправой появлялись краснозвездные истребители. Завязывалась ожесточенная борьба. Трещали пулеметы. Стая фашистского воронья рассыпалась, в беспорядке сбрасывая бомбы и скрываясь за горизонтом. Радостно светились лица женщин.

Наши бьют, - возбужденно кричали ребятишки.

Затем линия фронта минула село Семилуки, переместилась на восток. Бои шли в Воронеже, у Подгорного. Их отзвук был хорошо слышен у Дона. Село притаилось, будто вымерло. Но в каждом доме шла своя тревожная жизнь, по ночам пожилые мужчины и взрослые парни переправлялись через Дон и уходили к своим.

В селе остались только женщины, старики и дети. Да и тех фашисты вскоре согнали с насиженных мест. В сентябре село опустело. Но Прасковья Ивановна Щеголева ослушалась приказания комендатуры. В тот день она не ушла из дома, а направила старшую дочь, Татьяну, к знакомым в соседнее село Ендовище, а сама с пятью своими детьми, двумя племянниками и матерью осталась до утра: нужно было собрать кое-какие пожитки: уходили-то не в гости.

Чуть забрезжил рассвет, а Прасковья Ивановна и ее мать были уже на ногах. Дети спали одетыми. Женщины собирали вещи, вязали их в узлы. За работой не заметили, как взошло солнце. Они не удивились, когда послышалась пулеметная трескотня. Стреляли у железнодорожной станции Семилуки. И хотя ничего не было видно из-за бугра, Прасковья Ивановна поняла: идет воздушный бой. В последнее время это бывало каждый день.

Вдруг Прасковья Ивановна очень близко увидела падающий самолет, позади него шлейф черного дыма. Подбитый аэроплан на брюхе скользнул по склону вниз и остановился в огороде, где росли вишни. На его крыльях она заметила красные звезды.

Маманя! Нашего подбили, - вспле­снула руками женщина и бросилась в огород. Самолет горел, освещая лицо летчика за стеклом кабины.

Потом он с трудом выбрался из кабины, спрыгнул на землю и вскрикнул от боли. Одежда на нем тлела. Лицо было невозможно разглядеть из-за копоти и ожогов.

Родимый, да как же тебя! - бросилась на помощь Прасковья Ивановна.

Немцы здесь есть? - спросил летчик.

Нету, они там, наверху.

Помогите. Ранило.

Пойдем в хату.

Долго засиживаться нельзя, немцы обязательно нагрянут. Вы лучше скажите, где можно до ночи переждать.

Все расскажу, все. А в хату надо зайти, перевязку сделать. К тому же одежда, глянь, вся обгорела.

Маманя, - обратилась Прасковья Ивановна к старушке, когда подошли к дому, - достань Степановы вещи.

Может, останешься у нас, спрячем, - предложила хозяйка.

Нельзя, - ответил летчик, - немцы все равно найдут, тогда и вам конец. Не пощадят!

Как знаешь… А переждать лучше всего в оврагах, там заросли такие, что человека не видно. Да и немцы на бугре не показываются. С того берега наши постреливают.

Спасибо, хозяюшка, - поблагодарил летчик Прасковью на прощание и, хромая, медленно пошел указанной дорогой.

За что же? - удивилась женщина. - Вы же свои, родные!

Прошло с полчаса, проснулись детишки. Прасковья Ивановна торопилась, надо было уходить. И в это время затрещали мотоциклы. Приехали фашисты. Они издали смотрели на самолет (подходить боялись: рвались патроны) и о чем-то переговаривались. Потом один из них на ломаном русском языке спросил:

Матка, куда есть русски летшик?

Не знаю, - развела руками женщина.

Немцы, о чем-то посовещавшись, сели на мотоциклы и укатили.

Пронесло, господи, - перекрестилась старуха. - Ты, дочка, поспешай, не дай бог опять супостаты вернутся.

Вскоре семеро ребятишек и две женщины вышли из дома. Но за углом их остановил грозный окрик: «Хальт!» Прямо к ним направлялась группа гитлеровцев. Впереди шли два солдата с автоматами, на поводу они держали огромную овчарку. Офицер шагал с пистолетом в руке чуть поодаль.

Сашу в селе мальчишки считали парнем неробким. Местных собак он не боялся. Но при виде этой овчарки, которая шла прямо на него, невольно попятился назад. И остальные ребятишки быстро спрятались за спину матери. Маленькая Нина заревела. Держась за подол бабушки, захныкал шестилетний Коля. Солдаты остановились, держа наготове автоматы.

Офицер говорил по-русски:

Куда спрятались русские летчики?

Я никого не видела, - спокойно ответила женщина.

По глазам вижу, что врешь! - продолжал офицер. - Придется самим поискать.

И он приказал спустить собаку. Солдат направился к тому месту, где час назад у горящего самолета стояли женщины, и отстегнул поводок. Овчарка сделала полукруг, взяла след, довела его до хаты и закружилась у порога.

Что ж, поищем в другом месте, - будто про себя заметил офицер и снова обратился к солдатам. Один из них подошел к двенадцатилетнему Саше и, наставив автомат, проговорил:

Комм, бистро!

Саша оглянулся на мать, нечего не понимая.

А ну, ты, скотина! - выкрикнул офицер. - Шевелись!

Подталкиваемый в спину автоматом, Саша полез на чердак. За ним следовал немец. Бледная, как полотно, мать, выронив узлы, тревожно следила за сыном. Немцы обшарили все ближайшие дома, но ничего не нашли.

Не скажешь, перестреляем всех твоих щенков, - пригрозил офицер. - Молчишь? Ну, ладно, подождем. Нам торопиться некуда. Придется поговорить в другой обстановке. - И он, указав пальцем на Сашу, что-то бросил своим подчиненным.

Солдат бесцеремонно схватил мальчугана за воротник. Саша заплакал. Мать бросилась к нему, но в грудь ей уперлось дуло автомата.

Пусть твой отпрыск посидит в подвале, пока мы тут потолкуем… - злорадствовал фашист.

В их хате подвала не было, и мальчишку заперли в темном чулане, в сенях, где хранились домашние пожитки. Солдат, который привел его сюда, проверив на прочность запоры, прикрыл дверь и стал расхаживать около хаты.

Мальчик отчетливо слышал шаги часового. Его мысли были заняты тем, как выбраться из этого заточения. Он вспомнил, что раньше, играя в прятки, они с ребятами иногда забирались в чулан через небольшую дыру в углу у самого земляного пола.

Саша в темноте нащупал дверь и на коленях пополз в левый угол. Там оказалась кадка, заваленная всяким хламом. Попробовал сдвинуть ее - не получилось, силенок не хватало. Он стал лихорадочно выбрасывать из кадки вещи, и, когда она опустела, откатил ее немного в сторону. С трудом протиснулся под бревно, вылез в сени. Сквозь щели в двери пробивался солнечный свет. После темного чулана здесь было почти светло. Потом он выполз из сеней через вторую дверь (ее впопыхах фашисты не заметили) и ползком добрался до хаты тетки (родной сестры его матери), влез на потолок, прокопал соломенную крышу. Через щель он видел и слышал все, что происходило у его хаты.

Дети мои, убегайте! - говорила Прасковья Ивановна, когда фашисты зашли в сени искать мальчишку, которого они заперли в чулане.

Ребятишки уже не плакали, они, как испуганная стайка цыплят, жались к своей матери.

Егорка! Беги скорей! - обратилась она к племяннику.

Саша увидел, как Егорка схватил за руку пятилетнюю Полю и скрылся за углом.

По оврагу они добрались до колодца. Здесь Поля заупрямилась.

Не пойду без мамки, - разревелась она.

Саша видел, как офицер вышел из хаты. В руках он держал обгорелый шлем. Впопыхах Прасковья Ивановна забыла его спрятать. Заметив шлем, она побледнела, а офицер с перекошенным от злобы лицом прошипел:

Узнаешь? Говори, если жить хочешь…

Не видела я никого, ничего не знаю, - отвечала Прасковья Ивановна.

Фашист рукояткой пистолета ударил ее в лицо. Она упала. Из рассеченной раны заструилась кровь.

Саша невольно вскрикнул и, испугавшись, прикусил язык, чтобы не разреветься от бессилия. Перед глазами все время была мать с окровавленным лицом и долговязый фашист с пистолетом в руке. Когда Прасковья Ивановна пришла в сознание, фашист продолжал допрос.

Теперь вспомнила? - допытывался он.

Но Прасковья Ивановна молчала. Только карие глаза ее были переполнены ненавистью. Офицер подал знак рукой, и солдат отпустил поводок. Овчарка зарычала и кинулась на беззащитную женщину…

Солдаты отливали Прасковью Ивановну холодной водой. Офицер нервно курил сигарету. Наконец, она открыла глаза. Ей казалось, что грудь кто-то охватил горячим обручем. Превозмогая боль, Прасковья Ивановна села.

Как самочувствие? - издевался фашист. - Скоро язык развяжется?

Хоть убейте, ничего не скажу!

Посмотрим, какие ты сейчас песни запоешь, - пригрозил офицер и велел солдату привести из хаты мальчишку. Солдат быстро вернулся один, что-то растерянно объясняя на ходу.

Удрал, щенок! Далеко не уйдет! - выругался офицер и приказал спустить собаку.

…Поля сидела у колодца, плакала и смотрела в сторону дома, ожидая мать. Но вместо нее она увидела страшную собаку, которая бежала большими прыж­ками. Девочку охватил ужас. Она попыталась встать, но овчарка, налетев, сбила ее с ног.

Ма-а-а! Ма-а-а! - раздался на всю округу пронзительный крик и… оборвался, как струна.

Саша понял, что с сестренкой случилась непоправимая беда. Откуда было ему знать, что посланная за ним вдогонку собака пошла по следу сестренки и брата.

Мать вскочила на ноги. Ей не надо было ничего объяснять.

Доченька, кровинушка моя, что с тобой ироды сделали! - зарыдала Прасковья Ивановна, закрыв лицо руками.

Дошло? То-то! - улыбался фашист. - Теперь все скажешь?

Будьте вы трижды прокляты, изверги! - сквозь слезы крикнула Прасковья.

Молчать! - заорал офицер. - Раздавлю, как тараканов! Если скажешь, где летчик, будешь жить. Нет - всем капут!

Мысли тяжелым молотом стучали в голове Прасковьи Ивановны. Заработать жизнь предательством! Выдать тех, кто защищает Родину! А как потом смотреть в глаза людям?

Ну что? Вспомнила? - лютовал офицер. - Нет? Мы сейчас поможем.

По его приказанию солдат бросился к старухе, вырвал из рук малолетнюю Нину. Девочка отчаянно болтала ногами и кричала, захлебываясь. Солдат поставил ее на ноги недалеко от матери. Девочка засеменила опять к бабушке. Окровавленную мать она не узнавала. И когда поравнялась со вторым солдатом, он ударил малютку прикладом в висок. Нина упала, даже не вскрикнув.

Какие силы нужны были, чтобы выдержать эти страшные пытки?! Прасковья Ивановна, обессиленная, измученная физически, несколько раз теряла сознание, но холодная вода приводила ее в чувство. Взбешенный фашист распорядился всех сбросить в погреб. Голосила старуха мать, плакали оставшиеся в живых ребята.

Дети мои, простите меня! - причитала Прасковья Ивановна.

Над творилом стояли немцы, держа автоматы наизготовку. Стреляли они не торопясь, с расчетом. Вот оборвался плач восьмилетней Анюты. Она свалилась у кадки, прошитая свинцовой очередью. За нею умолк племянник Толя. Бабушка, как сидела, да так и застыла.

Вверху появилось ненавистное лицо фашиста.

Может, одумалась, скажешь? Оставим одного щенка для развода.

Но Коля был уже мертв. Он скончался от разрыва сердца.

Палачи! - собравшись с силами, плюнула в лицо врагу Прасковья. - Всех не перестреляете! За все расплатитесь сполна! За все!

В бессильной злобе гитлеровский офицер разрядил в нее свой пистолет.

Из справки управления Комитета госбезопасности по Воронежской области:

«…Немцы вновь и вновь допрашивали Щеголеву и ее детей о месте укрытия летчиков, но никто из них летчиков не выдал. Щеголева стояла на своем, заявив, что ничего не знает. Рассвирепев, немцы стали Щеголеву и ее детей избивать и травить овчарками, которые их рвали в клочья, но этот садизм не дал положительного результата.

Фашисты учинили над Щеголевой, ее матерью и шестью малолетними детьми зверскую расправу. Прежде чем расстрелять, они натравили на них собак, которые искусали их, изорвали в клочья. (При этом у Щеголевой были выбиты зубы и оторваны груди), а затем они были сброшены в погреб и расстреляны. Это произошло 15 сентября 1942 годы. В этой могиле похоронены семь человек.

Майор В. Мартыненко».

Людская молва, как волна, распространяется быстро во все стороны. Через много лет дошла весть о событиях в селе Семилуки, что под Воронежем, и до поселка Дубовое озеро в Башкирии, где после войны жил и работал лесничим Михаил Тихонович Мальцев. В ноябре 1960 года о событиях, которые произошли в селе Семилуки, в районной газете была напечатана целая страница под заголовком «Сильнее смерти». Материал, как бомба, взорвал общественное мнение. Редакция ежедневно получала много писем с откликом. В район зачастили корреспонденты областной и центральной печати. Газета «Советская Россия» опубликовала материал своего собкора А. Пятунина, в котором рассказывалось о трагической судьбе семьи Щеголевых. Михаил Тихонович выписывал эту газету. Ее читали все члены семьи. Однажды, вернувшись из командировки, старшая дочь, подавая газету отцу, сказала:

Папа, прочитай! Не о тебе ли тут пишут?

Он прочитал и… побледнел. В глазах навернулись слезы.

Папочка? Тебе плохо? - забеспокоилась дочь.

Ничего, доченька, пройдет, - ответил отец и глубоко задумался.

Он никогда не забывал тот день, когда его самолет фашисты сбили в небе над Семилуками.

Летчик в статье только упоминается. А вот что из-за него фашисты расстреляли всю семью, Михаила Тихоновича потрясло до глубины души.

За что детей-то убивать? За что? Уж лучше бы меня расстреляли, - терзался Мальцев.

Немного успокоившись, он написал письмо в редакцию. Вскоре пришел ответ из… Воронежа. В нем сообщалось, что его давно разыскивают труженики колхоза «Семилукский». А потом он получил приглашение из этого колхоза приехать на празднование 30-летия Победы и открытие памятника Прасковье Щеголевой.

…С волнением Михаил Тихонович спускался по трапу самолета в воронежском аэропорту. Не покидала мысль, как он будет добираться до Семилук, как его встретят жители, что он им скажет. Но все оказалось проще. Встреча состоялась тут же, у трапа самолета. Сюда приехала целая делегация: председатель колхоза Григорий Антонович Скляров, Александр Степанович Щеголев, девушки с цветами.

Солнце катилось к закату, когда они подъехали к переправе. Здесь на пару минут остановились. Тогда, в тот трагический день, голубую ленту Дона Мальцев видел сверху, а теперь - вблизи, в спокойной обстановке. Отсюда, через пойму, хорошо просматривался высокий холмистый правый берег Дона. Мальцев довольно точно определил место «приземления» своего штурмовика…

Заехали на минуту на семейную могилу. Мальцев опустился на колени и заплакал, по-мужски, навзрыд: «Прости меня, Прасковья, простите, дети!»

По русскому обычаю, колхозники встретили гостя хлебом и солью, стол накрыли в доме знатного бригадира Егора Кузьмича Стрыгина. На встречу пригласили передовиков производства. Первый тост поднял председатель колхоза, потом гостя приветствовали другие. Ужин затянулся до глубокой ночи, слушали Михаила Тихоновича Мальцева.

Вот как запомнил тот злополучный день и что последовало за ним сам Михаил Тихонович. Полк штурмовиков Ил-2 располагался недалеко от Воронежа. Линия фронта проходила в основном по Дону. В селе Подгорное, рядом с которым располагался аэродром, были наши, в Семилуках, напротив, фашисты. На задание вылетело три самолета. Летчикам предстояло разведать, какие силы немцы сосредоточили в районе Семилук, и уничтожить там скопление бронетехники и артиллерии.

Последние бомбы положил точно в цель, - вспоминает Мальцев. - Видел, как рвутся они в скоплении бронетехники, как переворачиваются и горят машины, бегают вокруг солдаты. Открыл по ним огонь из пулемета. Вокруг самолета то справа, то слева рвались снаряды. И вдруг жаркое пламя обожгло лицо, снаряд попал в мотор. Самолет загорелся и начал скользить вниз, высотометр показывал меньше ста метров до земли, прыгать с парашютом было бесполезно. Это был последний заход на бомбежку, и я сделал полукруг, взяв курс на восток, дотянуть до Подгорного на такой высоте было невозможно. Сознание работало быстро и четко. Впереди виднелась голубая лента реки, а перед ней - высокий холмистый правый берег реки, изрезанный балками и буераками. Интуитивно направил быстро падающую машину на косогор, уходящий к реке. Глухой удар о землю, и я потерял сознание.

Пришел в себя от нестерпимого жа­ра. Пламя обжигало лицо, горел комбинезон. Слышались женские голоса, кто-то пытался открыть фонарь. В кабине оставаться было нельзя. В баке оставалось горючее, самолет мог взорваться. Попытался открыть фонарь, с первого раза не получилось. Видно при ударе о землю его заклинило. Превозмогая жгучую боль, обеими ногами уперся в пол кабины и, что было сил, пытаюсь открыть фонарь. Огонь тушили женщины и дети.

Как помнится тогда, в 1942-м, женщины подсказали мне, где можно пересидеть до ночи, а затем попробовать незаметно перебраться на левый берег Дона, к своим. По узкой тропинке кое-как доковылял до колодца. А дальше вверх по крутому склону, иногда на четвереньках, иногда ползком, но все-таки выбрался наверх, к огородам. Болела нога, во рту кровь, почти откусил язык, лицо горело от ожогов. Сил никаких. Ни встать, ни сесть. Вскоре потерял сознание. Пришел в себя во второй половине дня. Вроде немного отдохнул, боли притупились. Привстал на колени, чтоб маленько оглядеться. Передо мною, метрах в 50-ти, на отшибе стояла хатенка с двумя небольшими оконцами, крытая соломой. Рядом плетеный из хвороста сарай. Во дворе чем-то занималась молодая женщина. Ей помогали мальчик и девочка. Живности никакой не видно. Подумалось, что немцы всех кур перестреляли. Что-что, а курица у крестьянина всегда есть. Одолевала мысль: «Что делать?» Одна была надежда - переправиться через Дон, там, глядишь, и до своих доберусь. Так в раздумьях встретил вечер.

В сумерках кое-как добрался до Дона. Берег оказался крутой, стенкой опускался до самой воды. К воде не подобраться. Взошла луна. Стала просматриваться серая лента воды и довольно далеко левый берег реки. Бросив в воду попавшуюся под руку хворостинку, увидел, что она довольно быстро скрылась из вида. Значит течение здесь быстрое. Не одолеть мне этой водной преграды. К тому же в наших местах вблизи речки не было, плавал я неважно. Пришлось возвращаться на старое место. Добрался до сарая, который видел днем. Дверь была открыта, и внутри оказалось сено. Забравшись в угол на мягкую подстилку, уставший и обессиленный, мгновенно уснул.

Разбудили детские голоса. Через щели в плетне разглядел детей, которые в огороде собирали помидоры. Рядом находилась мать, женщина лет тридцати. Решил выйти. Деваться-то все равно некуда. Авось, думаю, помогут - свои же люди. Мое появление вызвало переполох. Вид у меня был, наверное, ужасный. Дети перепугались. Женщина с любопытством, но настороженно рассматривала меня и молчала.

Не выдадите? - спрашиваю.

Мальчик ответил первым.

Не выдадим! Честное пионерское!

А ты, пионер, помалкивай, - одернула его мать. - Был пионер, и нет его… Понял?

Мальчик притих, а женщина спрашивает:

А ты летчик?

Да, летчик. Вчера фашисты самолет подбили. Прошу, помогите.

Чего захотел! Под расстрел подводишь! Немцы со вчерашнего дня тебя ищут. Двух красноармейцев расстреляли и семерых сельских жителей. А ты просишь помочь.

Как знаешь. У каждого человека своя воля, свои убеждения.

Тебе нужно идти в комендатуру. И для тебя, и для нас будет лучше.

В какую комендатуру? - спрашиваю.

Знамо дело - в немецкую. Она тут недалеко.

Немного подумав, продолжала:

Пошутила я. Не выдам. Что-нибудь придумаем. А сейчас поешь маленько. Поди, голодный.

Вы мне лучше воды дайте - внутри горит все, пить очень хочется.

Кружку воды, которую принес мальчик, выпил залпом. Немного полегчало. Женщина подала два бурых помидора и картофелину в кожуре. Этот гостинец проглотил, не разжевывая.

А ты, пожалуй, посиди в сарае, - сказала она. - Неровен час, кто-нибудь зайти может. Как помочь тебе - вот вопрос.

Верить или не верить этой женщине? Немного успокоившись, вынул из кармана пистолет, снял с предохранителя и положил его под голову. На всякий случай. И в раздумьях задремал. Проснулся от резкой боли в ноге и на лице. Два дюжих немца навалились на меня, третий стоял в дверном проеме с пистолетом в руках. Скрутили мне руки и потащили в Ендовище. А в сторонке стояла женщина, которая обещала мне помочь, провожала меня безразличным взглядом.

Приволокли в Ендовище. Допрашивал офицер несколько раз. Не получил нужных сведений. Били до потери сознания, отливали холодной водой и снова допрашивали. Отсюда начинается моя длинная дорога в плен. Пытался несколько раз бежать. Ловили, избивали до полусмерти. В концлагере № 57 под Эссеном работал на угольной шахте. Мой лагерный номер был 100066. В конце войны во время бомбежки, когда в лагере была неразбериха, группа пленных совершила побег, среди них был и я. Два дня прятался в лесу до прихода наших войск. В отделе контрразведки 3-го Украинского фронта подробно рассказал о себе. Мне поверили.

А ты узнал бы сейчас женщину, которая сдала тебя немцам? - спросил кто-то. - Ведь столько лет прошло.

Конечно, узнаю. Такое не забывается.

Это Наталья Мисарева, - вставил бригадир. - О ее поступке все село знает. Ведь шила в мешке не утаишь. Люди осуждают ее, живет она одиноко.

На второй день председатель колхоза, бригадир и гость поехали в поле, где женщины сажали лук. Это рядом с селом Ендовище. Машина остановилась у дома из красного кирпича. Мальцев узнал это место. Здесь его допрашивали тогда, в далеком 1942 году.

Женщины работали группами. В каждом звене несколько человек. Среди них была и Наталья Мисарева. Председатель и бригадир предложили Мальцеву самому побеседовать с женщинами. Он подошел к одной группе, поздоровался и пошел дальше. Женщины бросили работу и с любопытством смотрели на незнакомого человека, который, как им показалось, кого-то ищет. В третьем звене Мальцев направился к женщине, которая работала в сторонке от остальных, и остановился перед ней. Женщина посмотрела на него и побледнела. Руки невольно опустились, из фартука лук высыпался на землю. Мальцев про себя отметил: очень постарела, в волосах появились седина, на лбу и щеках - мелкая сетка морщин, в карих глазах - испуг и удивление. Это была Наталья Мисарева.

Узнаешь? - спросил Мальцев.

Виновата я. Прости, - ответила Наталья. - За детей боялась.

Я, может, и простил бы, - ответил Мальцев. - Но простят ли тебя люди, односельчане?..

Мальцев повернулся и пошел к ожидавшим его руководителям колхоза. Наталья так и стояла с опущенными руками, провожая взглядом непрошенного гостя. Бросили работу и другие женщины. Они еще ничего не знали, кто этот странный человек и что его здесь, в поле, интересует.

Празднично одетые семилукцы спешили на окраину села к дому, где жила когда-то Прасковья Ивановна Щеголева. Ее жизненный путь начинался здесь, в селе, на глазах у всех и героически оборвался на пороге родного дома. А в тот день люди собрались, чтобы склонить головы перед памятью о подвиге мужественной женщины.

Митинг открыл председатель колхоза. Подвиг Прасковьи Ивановны он сравнил с яркими страницами всенародной борьбы с фашизмом. Секретарь райкома партии И.Ф. Юшин зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР. За проявленные героизм и мужество Прасковья Ивановна Щеголева была посмертно награждена орденом Отечественной войны I степени, а ее сын Александр - медалью «За отвагу».

Покрывало с памятника было доверено снять Михаилу Тихоновичу Мальцеву. Его волнение понятно всем. Белое полотно спало к подножию монумента, на собравшихся с портрета спокойно смотрела Прасковья Ивановна. Ниже портрета золотом были написаны слова: «Щеголева Прасковья Ивановна. 25.VI. 1907 - 15.IX. 1942. Здесь геройски погибла от рук фашистов и похоронена семья П.И. Щеголевой. Они пожертвовали жизнью, спасая советского летчика Мальцева М.Т.»

Михаил Тихонович преклонил перед памятником голову. По его щекам катились слезы. Плакали и многие односельчане, знавшие Прасковью Ивановну и ее семью и не знавшие. Все отдавали ей почести и народное признание за ее великий, мученический и святой подвиг.

…В очередной раз я встретился с семьей Александра Щеголева, теперь уже Александра Степановича, в начале 1980-х. Это было уже не в той избушке, на крышу которой мы когда-то «выбивали» шифер. В новом, добротном, просторном доме жила большая семья. В комнатах бегают дети. Их много.

Сколько их у вас, - спрашиваю.

Двенадцать вырастил, - отвечает хозяин. - Целая футбольная команда! Нас у матери было шестеро, у бабушки - двенадцать. Роду Щеголевых на земле быть! На века!

В семидесятых годах прошлого века, когда я работал в обкоме партии и курировал печать, радио, телевидение, издательства и творческие союзы, вместе с правлением Союза журналистов СССР, правлением областной журналистской организации мы регулярно проводил всесоюзные научно-практические конференции по проблемам развития журналистики. Одна из них была особенно представительной, когда в Воронеже собрались партийные работники и журналисты из Москвы, Ленинграда, всех союзных республик, областей и автономных республик западной части России.

Из отдела пропаганды ЦК партии в конференции участвовали ответственные работники: Леонид Кравченко - журналист, впоследствии возглавлявший государственный комитет по телевидению и радиовещанию, и Евгений Велтистов - профессиональный писатель. С ними я был хорошо знаком по работе. А эта конференция и вовсе сблизила нас, и со временем мы действительно стали друзьями. Встречались регулярно, как в Москве, так и в Воронеже у меня на квартире. Отношения были доверительными. В моей личной библиотеке собрались все книги Евгения Велтистова с его автографами. И вот однажды, когда Евгений вручал мне свою очередную книжку с автографом, я рассказал ему о трагической судьбе семьи Прасковьи Щеголевой.

Евгений попросил меня рассказать об этом подробнее, включил для записи карманный японский диктофон. Потом сказал:

Попробую что-нибудь написать, если ты не возражаешь.

Велтистов выполнил свое обещание. Он по-новому осмыслил переданные ему публикации и написал повесть под названием «Прасковья». Эту небольшую книжку он мне подарил с автографом «Георгию Федотовичу Струкову, первооткрывателю, герою этой книги с благодарностью. Е. Велтистов».

«После окончания МГУ я работал заместителем редактора в районной газете в городе Семилуки. Это совсем недалеко от Воронежа - на три, как говорится, сигаретных затяжки, если идти быстрым шагом…»

Такой прием у писателей имеет место быть. Велтистов как-то по-новому подал первоначальный материал, нашел новые факты, которыми я не располагал. Документальная повесть получилась художественно обобщенной, доказательной. Был создан впечатляющий образ простой русской женщины в трагической ситуации, когда она жертвует своей жизнью и жизнью детей ради интересов Родины, ради победы. Можно предположить, что, находясь, как говорят, на пороге могилы, подсознательно она вспоминала и о муже, который ушел фронт.

Первоначально повесть «Прасковья» была напечатана в журнале «Юность», в нашей областной молодежной газете «Молодой коммунар», прозвучала в передачах всесоюзного радио. Быстро разошелся и тираж книги. В редакции журнала, газеты, издательства пришло много писем читателей и радиослушателей.

Очень эмоционально восприняли эту историю молодые люди.

«Я живу в городе Семилуки, недалеко от села, где произошла трагедия, - написала в своем письме студентка Воронежского пединститута Вера Самсонова. - С детства мне знакома судьба Прасковьи Ивановны Щеголевой, и в школе, когда я писала сочинения о войне, я писала о подвиге простой русской женщины. Люди помнят, как 9 мая 1965 года был открыт на могиле обелиск; там выступал летчик Мальцев, спасенный Щеголевой. В этом году я буду проходить педагогическую практику в семилукской средней школе № 2, и мне бы очень хотелось еще раз напомнить детям на примере П.И. Щеголевой о подвиге русского народа».

«Мне 18 лет, - пишет Елена Чистова (Ростовская область). - Я не видела войны, но знаю по книгам и рассказам односельчан о страшном времени. Я твердо знаю, какими словами должны мы сегодня отозваться на подвиг советского солдата, таких женщин, как Прасковья Щеголева, в годы Великой Отечественной войны: это - мужество, стойкость, преданность, вера в будущее и любовь к Родине!»

«Сколько еще таких могил - и в поле, и в лесах, и в оврагах с похороненными неизвестными героями. Надо вспоминать всех - и знакомых, и незнакомых, отдавших жизнь за счастье современного поколения, - отзывается Анастасия Пантелеевна Руденко (г. Брянск). - Об этом надо писать и писать…»

Прокофий Родионович Савин из Липецка сообщает: «Начал войну на Волоколамском шоссе. Дошел до Берлина. Думаю летом обязательно съездить в Семилуки - на могилу Прасковьи…»

По-моему, общую мысль многих откликов передают строки письма Ю.П. Короткова из Смоленска: «Я, убеленный сединами ветеран Великой Отечественной, слушал о Прасковье по радио, и ком стоял в горле, слезы сами лились из глаз, несколько дней был под впечатлением этого рассказа… Пусть все помнят, какой ценой досталась нам эта Победа…»

Люди помнят Прасковью. И знают цену Победе.

——————————————

Георгий Федотович Стру­ков родился в 1927 го­ду в селе Старая Ведуга Семилукского района. Участник Великой Отечественной войны. Кандидат исторических наук. Работал редактором районных газет Воронежской области, председателем Воронежского областного телерадиокомитета. В Воронежском обкоме КПСС курировал местную прессу. Автор нескольких книг публицистики. Живет в Воронеже.

75 лет назад жители Воронежской области познакомились с «европейскими ценностями». За полгода на оккупированной территории погибло 198 300 мирных жителей. Было приложено немало усилий к тому, чтобы люди «забыли» об этом геноциде: трагедия в Песчаном логу, мученичество Прасковьи Щёголевой и её детей — пожалуй, на этом список общеизвестных фактов заканчивается. Судьбы других жертв — десятков тысяч мужчин и женщин, детей и стариков — так и остались неизвестными. В канун 25 января — Дня освобождения Воронежа — мы поимённо напомним об этих героях.

Двунадесять языков

Отечественную войну 1812 г. принято называть войной с «двунадесятью языками». Но и в Великую Отечественную вой-ну на нашу Родину двинулась немецкая армия с «двунадесятью языками» сообщников. Все они отметились зверствами над местным населением. Вместе с вермахтом Воронежскую область оккупировали 2—я венгерская и 8—я итальянская армии, отдельные румынские подразделения. Кроме того, в боях участвовали финские лыжные батальоны, хорваты, словаки, бельгийцы, поляки, военспецы из Португалии.

После освобождения области преступления оккупантов были тщательно задокументированы комиссией по установлению и расследованию злодеяний немецко—фашистских захватчиков. Эти документы невозможно читать со спокойным сердцем.

«В Коротоякском районе расстреляно 1 009 мирных жителей, в том числе 287 детей. Увезено на работу в Европу 36 041 человек, в том числе 10 752 несовершеннолетних. Подвергнуто пыткам и истязаниям 15 027 человек, в том числе 3 007 детей».

В Евдаковском районе повешено 145 человек, из них — пять детей. В Острогожске расстреляно 20 детей, в Нижнедевицком районе пять человек сожжено живыми, два человека заморожены (мать с семилетним мальчиком). И таких фактов по каждому селу целые тома на много сотен листов.

Читаем: «В село Урыв немцы и мадьяры вступили с боями 7—8 июля 1942 г. Жители, не зная языка, не понимали оккупантов и их распоряжения, за что и расстреливались на месте… Всех жителей согнали в Покровскую церковь, тех, кто по старости, болезни или слабости здоровья не мог идти на гору к церкви, убивали на месте. Так были убиты Сергиенко Татьяна Ивановна — 80 лет, Лиходедова Анастасия Власьевна — 92 года, Циблиева Варвара Павловна — 30 лет (слепая) и её сын Иван — 9 лет (её поводырь), Мельников Максим Иванович — 54 года (инвалид без ноги), Марченко Пелагея Сергеевна — 70 лет с внуком на руках — трёхлетним мальчиком Володей.

В маленькой церкви было собрано более 3 тыс. человек… С 11 по 15 июля держали людей без пищи и воды, от духоты, побоев, голода и жажды люди умирали, а над живыми гитлеровцы продолжали издеваться и убивать…

В Покровской церкви оккупанты расстреляли более 30 жителей, от издевательств умерло 8 человек. Особую жестокость палачи проявили при расстреле Портных Матвея Николаевича — 28 лет, Поторочина Якова Андреевича — 30 лет, Котенко — 30 лет, учительницы Акимовой Эмилии Петровны — 47 лет…

Немцы ранили мужа Акимовой — Акимова Антона Васильевича — 58 лет, инвалида труда, и, когда Акимова бросилась в защиту своего мужа, мадьярский офицер ранил её, она стала просить смерти. Тогда он ударил Акимову кинжалом, а потом, истекающую кровью, но ещё живую, схватил за волосы и потащил в могилу через всю площадь, туда же притащили раненого, но ещё живого Портных, а немцы вслед притащили легко раненного Котенко, а на них сверху, чтобы они не поднимались, свалили убитую лошадь, кроме них, в могиле уже находилось убитых 7 человек. Двум раненым красноармейцам немцы приказали живыми ложиться в могилу. Когда закапывали могилу, то слышался мужской голос, чтобы его убили, он кричал: «Товарищи, добейте меня, я легко ранен, мне тяжело».

Несколько семей были расстреляны все до единого: Землякова У. с тремя детьми, Колодяжная В. с двумя детьми, Буриков П., его жена и пятеро детей…»

Прасковья и её дети

Подвиг Прасковьи Щёголевой получил всероссийскую известность. Неудивительно, что в Семилуках не утихают разговоры о том, чтобы её канонизировать. А дело было так: осенью 1941 г. глава семейства тракторист Степан Щёголев ушёл на фронт. Прасковья осталась одна с шестью детьми: Татьяной, Александром, Анной, Полиной, Колей и Ниной.

В сентябре 1942 г. перед немецким наступлением вместе с другими беженцами семья покинула свой дом. Две недели Прасковья с детьми и матерью жила у чужих людей в селе Ендовище. Есть было почти нечего, и дети становились всё слабее. 15 сентября Щёголевы — кроме старшей дочери Татьяны — тайком пробрались в родное село и выкопали картошку.

Семья уже решила возвращаться, когда увидела, как по ближайшему бугру скользит подбитый советский самолёт Ил—2. Вместе с матерью Прасковья помогла выбраться раненому лётчику Михаилу Мальцеву. Вскоре дети услышали шум мотора — к огороду ехали немцы. Лётчик пополз через сад в ближайший овраг, но семья уйти не смогла: на пути встретились офицер и двое солдат с овчарками. Женщина приказала детям молчать о том, что случилось, и сама ответила: «Я не знаю. Не видела». Солдаты схватили старшего сына Александра, поволокли к дому и стали пытать, но мальчик так ничего и не сказал.

О том, что произошло дальше, можно узнать из справки майора КГБ Мартыненко: «Возвратившись во двор, учинили над Щёголевой, её матерью и пятью малолетними детьми зверскую расправу… Они натравили на них собак, которые искусали их, изорвали в клочья (при этом у Щёголевой были выбиты челюсти и оторваны груди), а затем все они были расстреляны, сброшены в погреб».

Степан так и не узнал о том, что случилось с его семьёй. 27 декабря 1942 г. он погиб в бою в Тверской области. Лётчика Мальцева выдала немцам другая женщина — Наталья Мисарова. Младший лейтенант грузил уголь в шахтах в концлагере под Эссеном. Бежать удалось только в апреле 1945 г. С места расправы удалось спастись только сыну Александру.

Вместе с женой он воспитал 12 ребятишек — значит, роду стоять на земле. Есть она, вселенская справедливость, и Бог, который воздаёт по заслугам — тоже есть. Наталья Мисарова, выдавшая лётчика, не выдержала людского презрения, пристрастилась к спиртному. Это и свело её в могилу.

«Гуманные» враги

И это лишь один из многих подвигов, совершённых мирными людьми. Так, Василиса Астошова из села Никольское—на—Еманче за укрывательство раненого бойца 5 июля 1942 г. была расстреляна вместе с четырьмя детьми у стен местной церкви. А в январе 1943 г., удирая из села Кравцовка Ольховатского района, немецкие танкисты схватили старика Михаила Скоробогатько и потребовали показать дорогу. Михаил Трофимович отказался и был забит до смерти.

Юг Воронежской области оккупировал итальянский корпус альпийских стрелков. В лагерях для военнопленных, созданных итальянцами в Острогожске, Кантемировке, Россоши, заключённые доводились до полного истощения. Мирные жители расстреливались за малейшее неповиновение.

Установлено, что 60% зверств на нашей земле совершили немцы, 30% — венгры, 5% — итальянцы, 3% — румыны, 2% — финны. Но при Хрущёве тему геноцида сняли с повестки дня, а Ельцин в 1992 г. даже реабилитировал палача Силарда Бакаи, главкома восточной венгерской оккупационной группы. А в 2003 г. с помощью местных чиновников в Россоши даже был установлен памятник в виде шляпы альпийского стрелка — не убран он и по сей день. В общественное сознание стал внедряться миф о «цивилизованных» оккупантах. Восстановление памяти о сотнях тысяч невинных жертв должно стать делом нашего поколения.

Защита от фальсификаций

Николай Сапелкин, историк:

«Враг, пришедший на русскую землю, воевал не только с нашей армией, он имел цель — уничтожить как можно больше наших сограждан, простых мирных жителей. На большинстве солдатских захоронений ныне установлены мемориалы и памятники, но почти все захоронения мирных жителей, ставших жертвами оккупантов, никак не отмечены. Чтобы исправить эту несправедливость, нужно выявить все места казней и мучений наших граждан, поставить там поклонные кресты и памятные знаки, разместить мемориальные доски. К сбору данных и картографированию можно было бы привлечь школьников, педагогов, краеведов. Факты озвученных злодеяний могли бы стать надёжной преградой для набирающей обороты фальсификации истории».

Спасшей в годы Великой Отечественной войны советского летчика. Но почти никто не помнит подвиг жительницы села Стадница Анастасии Бородкиной, которая за помощь двум советским летчикам поплатилась собственной жизнью. Местные жители хотят установить памятник героической землячке и присвоить Стадницкой школе имя Анастасии Бородкиной. Об этом корреспонденту РИА «Воронеж» рассказали сельчане в четверг, 4 мая.

Информация об Анастасии Бородкиной хранится в музее Стадницы. За пределами села о героическом поступке женщины никто не знает.

Каждый раз как начинаю об этом думать, на душе становится горько. Школьники Стадницы вырастут и разъедутся, кто куда, на смену старикам приедут новые жители. И может, так случится, что однажды и рассказать удивительную судьбу нашей Анастасии Леонтьевны будет некому, – рассказала руководитель музея Татьяна Горбенко.

Не помочь она не могла

Анастасия Бородкина родилась в крестьянской семье в 1907 году. В начале войны ее супруга призвали в армию, сельчанка осталась с маленьким сыном Леней. Село Стадница немецкие войска оккупировали в июне 1942 года. В местных оврагах и лесах скрывалось много советских солдат, попавших в окружение. Женщины носили им еду и помогали пройти мимо немцев.

Двух мужчин в летной форме сельчане увидели во время уборки урожая у опушки Зайцева леса в августе 1942 года. Мужчины просили принести им гражданскую одежду. Военная – верный расстрел. На поле было много женщин, но помочь вызвалась только Анастасия Бородкина. Сельчанка рассказала мужчинам, что им надо пройти три лога, а в четвертом остановиться и ждать. Вечером она обещала забрать их в село. Парашюты и летную форму Анастасия спрятала в снопы на чердаке. Переодела гостей в гражданское, покормила. Через сутки жительница Стадницы проводила летчиков в отдаленный лес. Пока те выжидали удобного момента, чтобы уйти незамеченными, Анастасия через свою племянницу Марусю несколько дней передавала им продукты.

Анастасия Бородкина

Пригрела на груди змею

Анастасия взяла к себе квартирантку, решив, что двум взрослым тяготы военной жизни переносить будет легче.

– Да только не знала Настя в тот момент, что пригрела на груди змею. Квартирантка донесла немцам о спасенных летчиках. Жители Стадницы до сих не понимают, что толкнуло ее на это шаг? Может, страх перед тем, что оккупанты все равно узнают правду, и тогда накажут за молчание. А может, было желание поживится на чужом горе: «Донесу – немцы отблагодарят. Да еще и дом мне достанется, когда Анастасии не станет». В общем, вскоре в дом Анастасии нагрянули немцы, – рассказала Татьяна Горбенко.

Анастасия с сыном Леней
Фото – рисунок местного школьника

Фашисты арестовали только Анастасию. Ее маленького сына Леню вовремя спасли соседи, отправив мальчика в соседнее село. Больше двух месяцев женщину били и истязали, но она все отрицала. Сельчанки ничего не рассказала немцам. Но когда оккупанты нашли в ее доме парашюты, Анастасия поняла, что это конец.

Бежать она отказалась

Сельчане ночью пробрались к сараю, где держали Настю. Приносили еду и уговаривали на побег. Но женщина отказалась:

– Мой побег только разозлит фашистов. Перебьют тех, кто мне помогал, сожгут село. Совесть не позволяет губить стариков и маленьких деток.

На следующий день немцы перевязали руки Анастасии прочным тросом. Прикрепили к мотоциклу и покатили по селу, чтобы все видели, что случается с теми, кто помогает советским воинам. Отвели в Калинников лог, дали лопату и заставили копать себе могилу. Анастасию Бородкину расстреляли утром 13 ноября 1942 года.

Всего два месяца не дожила Анастасия до освобождения села от захватчиков. Не увидела слез радости на лицах земляков, встречавших воинов-освободителей. Перед приходом советских войск женщина, выдавшую Анастасию, скрылась в неизвестном направлении. Квартирантка понимала, что за предательство придется ответить.

Смерть ее была не напрасной

Анастасия рассудила правильно: немцы больше никого не тронули. Гроб с телом сельчанки извлекли из могилы и поставили в местном клубе в феврале 1943 года. Проститься с ней, сказать спасибо за спасенное село собрались все жители. После этого героиню перезахоронили на местном кладбище.

Сын Анастасии Леонид с дочкой во время перезахоронения матери
Фото – из архива музея

Один из спасенных Анастасией летчиков, прислал письмо, где благодарил за помощь в 1944 году. Радовался, что благодаря ее бесстрашию вернулся на фронт и продолжил сражаться за Родину. На это письмо ответили соседи…

Перезахоронение погибших
Фото – из архива музея

В 1982 году в центре села Стадница открыли мемориальный комплекс. Рядом местные жители установили надгробную плиту с именем Анастасии Бородкиной.

Мемориальный комплекс капитально отремонтировали в 2014 году. Надгробную плиту Бородкиной убрали. Ее имя увековечили на памятных плитах вместе с другими погибшими односельчанами. Также в селе есть и названная в честь героини улица.

По словам руководителя местного музея из старожил в живых не осталось никого. Об удивительном подвиге Анастасии Бровкиной сельчане знают со слов ее подруг, по записям в дневниках, фотоальбомам. Жители Стадницы мечтают установить памятник героической землячке.

– Мы уверены, что Анастасия Леонтьевна это заслужила. У ее надгробья должны быть живые цветы и частые гости, которым можно было бы о ней рассказать.

Заметили ошибку? Выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter